Отправив в Белоруссию Манько, Шваллепберга и Долгополова, Одуха серьезно взялся за восстановление связи с подпольными организациями и группами. Через Анну Охман, Ивана Яковчука и Николая Попелева он быстро связался с Антоном Яворским, Скройбнжем, Дмитриенко, Шорниковым, с подпольными группами сел. Через славутских подпольщиков - с Шепетовкой, Горбатюк и Нишонко обещали заняться Полонным и Изяславом.
   В начале декабря в отряд пришла Анна Охман. Одуха сразу же обратил внимание на ее сияющее лицо.
   - Чем так обрадована, Нюся? Косович сдох?
   - Нет, Антон, куда лучше!
   - Гитлера черти взяли?
   - Не угадал. На вот - читай. Передал Скройбиж.
   Одуха медленно прочитал отпечатанный на машинке текст и, неожиданно сграбастав Анну в объятия, расцеловал в обе щеки. Крикнул Кузовкову:
   - Собирай немедленно всех, кто есть!
   - Что такое, Антон Захарович?
   - Наши фашистов в пух и прах под Сталинградом раскатали! Это, брат, такая радость...
   На другой день Одуха принял решение уничтожить спиртзавод в Анпополе, на складах которого скопилось более двух тысяч тонн спирта, предназначенного для отправки на заводы синтетического каучука в Германии. Иван Яковчук, до сих пор проживавший на легальном положении, разведал обстановку в Аннополе и доложил, что полицейский куст в нем состоит из пятнадцати полицаев во главе с Лоцюком. Вместе с пятью немецкими солдатами они охраняют завод. Директор завода фольксдойч Зачик зарекомендовал себя верным псом оккупантов. Яковчук рассказал о расположении объектов, системе охраны и подступах. Одуха объявил:
   - В операции участвуют десять человек: я, Кузовков, Петров, Ворошок, Иванов, Троцкий, Гипс, Перепелицын, Яковчук, Юрчук. Людей мало, но больше выделять нельзя - все на других заданиях, поэтому успех может обеспечить только полная внезапность. Едем до города на телегах, Юрчук и Воронюк останутся у подвод, Яковчук и Иванов уничтожат коммутатор, после этого немедленно идут к полицейской комендатуре. Я, Кузовков, Перепелицын, Петров штурмуем комендатуру. Остальные блокируют немецкое общежитие, заодно поглядывают за дорогами. Закончив операцию - все к спиртзаводу - уничтожим склады - и ходу обратно. Главное внезапность.
   В 11 часов вечера две подводы с партизанами въехали в город. Все было тихо, на улицах ни единого человека, окна домов затемнены. Свернули в переулок, остановились, и Одуха тихо шепнул:
   - Начали, хлопцы!
   Вот и полицейская комендатура - старинный двухэтажный дом с толстыми кирпичными стенами. Часть окон ярко освещена, окна в комнате, где размещалась полиция, на первом этаже изнутри закрыты ставнями. Партизаны удивленно переглянулись - у входа не было часового, а двери заперты и чем-то заложены изнутри.
   Кузовков предложил:
   - Давай через окно!
   Петров положил ему руку на плечо:
   - Погоди! Раньше, чем будем в комнате, перебьют!
   В это время раздались гулкие шаги кованых сапог по промерзшей земле. Партизаны притихли. Издали показался полицай. Видно было, что он сильно пьян, что-то бормочет под пос. Одуха дал знак:
   - Берем!
   Через минуту полицай лежал на земле, икая от страха: к горлу его Перепелицын приставил нож. Одуха наклонился к пленнику и шепотом спросил:
   - Жить хочешь?
   Полицай кивнул.
   - Тогда слушай. Сейчас подойдем к двери, ты постучишь. Выйдут ваши - назовешь себя, попросишь открыть, не вздумай морочить голову - пуля в затылок без предупреждения. Ясно?
   - А как же? Все сделаю как надо, только не убивайте.
   - Ладно, Саша, давай к окну!
   Перепелицын передернул затвор автомата, приник к стене дома и осторожно заглянул в окно. Он увидел, как в коридор вышел здоровенный верзила с ручным пулеметом наперевес. С ним еще трое без оружия. Один из них торопливо дожевывал что-то на ходу. Перепелицын взял на мушку пулеметчика, который подошел к двери. Зычным басом тот выкрикнул:
   - Кто там?
   - Це я, Охрименко!
   - Черти тебя по ночам носят, зараза!
   Ворча под нос, верзила повесил на плечо пулемет и. стал отпирать дверь. Едва он вытащил из дверной ручки швабру, как дверь распахнулась и Одуха направил на полицая пистолет. Рядом стали Петров и Кузовков. Полицаи медленно подняли руки, пулемет упал на пол. Пере- пелицын вбежал в комнату, помог обыскать и связать полицаев. Их положили на пол. Слышно было, как в соседней комнате бешено накручивали ручку телефона и дрожащий голос Лоцюка отчаянно взывал:
   - Славута! Славута!
   Одуха спросил у пленных:
   - Сколько там ваших?
   - С начальником трое, - заискивающим голосом ответил верзила.
   - А ну, Игнат, скажи тому сукиному сыну, чтобы открывал!
   Кузовков встал к стенке и громко крикнул:
   - Слушай, Лощок! Коммутатор мы разбили, звони хоть до второго пришествия, никто не отзовется! Сдавайся подобру-поздорову, а то начнем кидать гранаты! Считаю до трех! Раз! Два!
   Из полицейской комнаты раздался выстрел. Петров и Перепелицын ударили из автоматов. За дверью послышался стон, а затем сильный грохот - полицаи баррикадировались изнутри. В дверь заглянул с улицы Гипс.
   - Батя, фрицы смылись!
   - Как это смылись?
   - А как поднялась тут стрельба - утекли через черный ход - мы и очухаться не успели.
   - Раззявы! Миша, Саша, помогите им найти солдат, я с Игнатом пока тут буду!
   Петров и Перепелицын вышли с Гипсом.
   Через несколько минут ушел и Одуха. Остался один Кузовков. А вскоре Яковчук и Иванов приволокли полицая, захваченного на коммутаторе. Яковчук недовольно сказал:
   - Провозимся здесь до утра, основного не сделаем! Леня, давай соломы, подожжем и пусть жарятся!
   Под двери кабинета начальника бросили охапки соломы и подожгли, а сами, кашляя от едкого дыма, выскочили на улицу. Направились к дому Зачика, но уже по дороге узнали, от Троцкого, что директор удрал в лес.
   Взломали двери особняка, Яковчук удивленно свистнул:
   - Ничего себе, настоящий универмаг!
   Действительно, квартира предателя напоминала комиссионный магазин - рулоны шелка, бархата, огромное количество обуви и одежды, от мебели буквально негде повернуться, а кладовая переполнена продуктами и винами. Кузовков минуту подумал:
   - Вот что, Леня, тут барахла хватит одеть целую сотню бойцов. Давай сюда Володьку Юрчука с подводами. Быстренько грузите самое нужное, а потом поджигайте дом. После этого - к заводу.
   На улицах раздалось еще несколько выстрелов, потом над заводом взвилось огромное пламя. Видно, Одуха поджег склад со спиртом. Стало светло, как днем, пожар разрастался и вскоре перекинулся на здание завода. В соседних селах начали звонить колокола.
   Партизаны покинули город. В Борщевке подвели итог: сожжен спиртной склад, уничтожено одиннадцать полицаев, захвачено оружие - ручной пулемет, восемь винтовок и пистолет.
   Операция удалась, но партизаны сожалели, что Лоцюк не сгорел. Связные, правда, передавали, что после такой встряски аннопольский начальник полиции три дня был в состоянии полного обалдения, но потом отошел. Фашисты наградили его медалью "За храбрость", проявленную в борьбе с партизанами, при получении которой он грозился свести счеты с бандитами.
   Фашисты официально объявили, что в диверсии якобы участвовало свыше двухсот партизан, а шепотовский юбитс-комиссар поспешил отдать распоряжение, согласно которому немцам и полиции разрешалось бывать в селах по служебным делам только до двух часов дня, после чего они должны собираться в районных центрах. С двух часов начиналось "партизанское время".