"МОЙ ОТРЯД УХОДИТ В ТЫЛ"

"Здравствуйте, мои родные и любимые Валюта, Юрочка, мама, сестры и все родные. Через час срочно отправляется через фронт одна группа, и я спешу воспользоваться случаем: авось это письмецо попадет к вам. Недели две назад я послал первое большое письмо, в котором написал, что со мной произошло за это время, там же я вам сообщал, что сейчас нахожусь в одном из районов Белоруссии и сражаюсь с немецкими фашистами. Я вам писал, что я - комиссар партизанского отряда. Я также просил некоторых товарищей бойцов, которые отправлялись через фронт, написать вам обо мне, что они меня видели, что я жив и здоров и, не жалея сил, воюю с фашистской сволочью. Я пишу вам сейчас письмо, и сердце сжимается: не знаю, живы ли вы, здоровы ли, где вы - в Москве или далеко? Мало надежды получить от вас письмо, но все же прошу вас и особенно тебя, моя любимая Валюша, и тебя, мой хороший, мой дорогой сынок, напишите мне..

О себе писать вам я и не знаю как. Жизнь трудная, чего и говорить. Но война есть война, и, пока хватает сил, пока теплится во мне жизнь, я буду биться и убивать их. Так хорошо я за это время узнал всю бесконечную подлость и жестокую беспощадность этой сволочи.

Мои дорогие, я вынужден прервать свое письмо. Меня несколько раз отрывали, а сейчас письмо надо передать.

Целую вас много-много раз. Ваш Семен.

20 августа 1942 г."

Через неделю комиссар партизанского отряда Семен Семенович Голосовский вновь отправил родным весточку из-за линии фронта:

"Милые мои, тысячу раз дорогие и любимые Валюша и Юрочка, и мама родная, и все мои родные. Как ни тяжела и сложна моя жизнь теперь, но я ни на минуту не забываю о вас, о своей родной семье и пользуюсь каждым случаем, чтобы написать вам пару слов, а сейчас я могу к тому же писать чернилами - позавчера в засаде на мою долю пришелся немецкий офицер, а у покойника оказалась хорошая вечная ручка...

Итак, моя любимая Валечка и мой хороший, мой любимый сын, я жив и сравнительно здоров. В прошлом году я последнее письмо написал вам 6 июля из Великих Лук. 9 июля я был на фронте под Дратунем. 13 июля наша дивизия попала в окружение и с беспрерывными боями до 22 июля пробивалась. 20 июля под Невелем меня ранила немецкая пуля...

Очнулся я уже на заходе солнца и услышал кругом немецкую речь, я понял, что кругом немцы,- видел сапоги солдат, проходивших мимо меня, рассматривающих наши трупы, обшаривающих карманы убитых. Я притворился мертвым и, как только стемнело, пополз на четвереньках. Утром я наткнулся на небольшую группу красноармейцев и командиров и в этот день, раненный, еще раз принимал участие в бою. На следующий день нас осталось уже 5 человек, потом 3, а спустя неделю я один... Я пробирался через фронт, дошел уже до Лук, где шли бои, но 7 августа вечером на меня налетели конные немецкие солдаты и внезапно захватили в плен. Я был в плену в Н. Сокольниках, потом в Себеже. 20 сентября вместе с остальными ранеными меня отправили в Режицу в Латвии. Когда-нибудь, если останусь жив и вернусь домой, расскажу вам об этом лагере смерти, об этом бесконечном ужасе, о нечеловеческих издевательствах, избиениях и убийствах, которым подвергались наши пленные, я расскажу тогда (а быть может, и опишу), как фашисты мучили и убивали тысячи безоружных людей, как добивали раненых и больных, как мерли люди от голода и палок, как замерзали, как плакали кровавыми слезами взрослые люди, бородатые мужики.

Из Режицы мне не удалось бежать. 30 декабря нас, 200 человек, и меня отправили в Литву. Там я заболел сыпным тифом. Потом выздоровел и начал организовывать побег (я сколотил группу в 5 человек). Две попытки, 23 февраля и 13 мая, кончились неудачно. Но 28 мая я бежал вместе с товарищем. Почти месяц шли мы ночами через Литву, Польшу и 26 июня пришли в Белоруссию, здесь услышали об одном партизанском отряде, искали его, нашли, раздобыли винтовки и стали партизанами. Месяц я был рядовым партизаном, затем назначили меня (после ряда удачных боевых операций) комиссаром, и сейчас я - комиссар 3-го партизанского отряда. Отряд у нас большой и очень боевой, есть прямо золотые ребята, неудержимые храбрецы, истребители фрицев.

Дорогие мои, я не могу подробнее говорить о нашей жизни и о своих делах. Да и хочется поговорить о вас, о моих дорогих и бесконечно любимых. Я не знаю, живы ли вы и где вы. Хочется думать и надеяться, что вы живы, здоровы и находитесь в Москве...

Дорогие мои, жена моя хорошая и сын мой золотой, напишите мне письмо и расскажите все-все о своей жизни, а я буду читать его, сидя у себя в лесу, в штабной землянке, и буду целовать милые строки, написанные вами, мои любимые.

Целую вас, мои родные, всех-всех, целую мою Валю в ее нежные губы и чудные глаза, целую моего хорошего, моего дорогого сына с горящими глазенками, целую мою старую, многострадальную маму, целую сестер, Леньку и всех-всех родных.

Ваш Семен.

28 августа 1942 г."

В это время Белорусский штаб партизанского движения стал руководить витебскими бригадами через свою оперативную группу при Военном совете Калининского фронта. Через линию фронта почти ежедневно шли связные. Они и доставили на Большую землю еще несколько писем Семена Семеновича.

"Моя любимая женушка Валя, мой золотой парень Юрка, мама моя родная и все мои близкие, здравствуйте. Несколько дней тому назад я отправил вам письмо, но сегодня через мой отряд проходит одна женщина, дней через пять-шестъ она будет за фронтом, и я пользуюсь случаем передать еще одно письмо. Вчера днем вернулся только в свой лес, в лагерь, ходил со всем отрядом. На рассвете 31/VIII мы напали на один городок, в котором окопался немецкий гарнизон. Подготовлено было все и разработано замечательно. За несколько дней до этого мы отбили у немцев сорокапятимиллиметровую пушку, достали снаряды и захотели попробовать ее в бою. Мы подкрались с трех сторон ночью, установили засады на дорогах, по сигналу красной ракеты в 5 ч. утра открыли бой, взорвали связь, заминировали дороги, чтобы из Полоцка и других мест не пришло подкрепление, а мы сразу с трех сторон напали на гарнизон, пушка наша била точно и без пощады. Мы бились долго, уже рассвело, уже взошло солнце, а мы продолжали бой, немцы отчаянно сопротивлялись, но мы ворвались, зажгли завод, казарму, взорвали мост на шоссе и ушли в лес, прошли 35 км и пришли к себе усталые, но довольные. Бой продолжался 3 часа, но две наши засады еще не вернулись, по всей вероятности, встретили подброшенное подкрепление и вступили с ним в бой. У нас есть убитые и раненые, и сегодня мы хоронили двух прекрасных бойцов. Но, что же поделаешь, война есть война, немцы нам дорого заплатили и еще заплатят за наших ребят...

К сожалению, я вынужден прекратить подробное описание. Меня оторвали от письма на целый день. Через полчаса посыльный отправляется за фронт, и я спешу. Сегодня уже 2.IX.

Целую вас и обнимаю, целую и обнимаю Валюшу, тебя, мою милую и любимую, крепко прижимаю к себе своего золотого сына, своего Юрку, и всех родных.

Ваш Семен.

1 сентября 1942 г."



"Милая, дорогая, любимая Валюта. В последние дни мне везет: подряд несколько товарищей отправляются за фронт, и я имею возможность писать. Сегодня я хочу писать только тебе и Юрке. Валя, моя хорошая. Я пишу подряд несколько писем, и все о себе, и не знаю, что с вами, а мысли мои уносятся в далекую Москву. Я вижу нашу уютную квартирку, вижу диван и тебя, спящую, укрытую теплым одеялом, а солнце заливает угол нашей комнаты; в Юркиной комнате слышится возня. Вот зайти бы мне сейчас к вам неслышно, подсесть к тебе на диван и нежно-нежно поцеловать твои губы... А потом бы в нашей квартире сразу стало шумно и весело, мы кричали бы, перебивая друг друга, смеялись, хохотали. На кухне быстро бы сготовили завтрак, и всем нам было бы так хорошо и весело...

Я пишу и оглядываюсь кругом. Сейчас 7 ч. утра. Солнце уже взошло, но у нас в лесу еще не видно его лучей. В нашей штабной землянке еще спят. Мы приехали вчера поздно, а я встал очень рано, сижу за столом и пишу. Впереди меня, немного слева, метрах в 20, горит костер - варится на кухне завтрак. Утро холодное, и бойцы спят еще в землянках. Надо спешить с письмом, так как в 9 ч. отправляются проходящие через наш отряд товарищи, а мне нужно еще отвезти его в штаб. Правда, оседланная лошадь стоит рядом у сосны, я сейчас кончу и помчусь в штаб бригады.

Валя, моя любимая. Я знаю, что вам живется сейчас очень туго, не знаю, вместе ли вы с Юрой или что случилось. Валюша, милая моя, напиши мне, пожалуйста, все прямо и открыто, как вы живете, как питаетесь, где ты работаешь.., как ты работаешь и сколько, как ты выглядишь.

Валюша, прощаюсь с тобой, целую твои милые серые глаза. Целую моего Юрку.

Ваш Семен.

4 сентября 1942 г."



"Здравствуйте, мои любимые, родные. Много писем я вам уже написал, а ответа все нет и нет, и не знаю даже, получили ли вы обо мне весточку, знаешь ли ты, моя Валюша, и ты, мой дорогой парень, что я жив и здоров и, не щадя жизни своей, дерусь с фашистской сволочью, или по-прежнему думаете, что я давно убит и косточки мои гниют где-нибудь в лесах Калининской области, где я был на фронте...

Дорогая моя Валюша. Завтра или послезавтра мой отряд уходит километров на 150 дальше к немцам в тыл, так что от фронта мы будем еще дальше, и не знаю, представится ли там случай писать, а тем более пересылать вам письма. Хочется или не хочется, а таков приказ, полученный нами от штаба армии, и выполнить его мы обязаны.

До сих пор мы находились в районе, где немецкие гарнизоны дрожали перед нами от страха, а мы рыскали и искали немцев. Гонялись за ними и, настигая, подстерегая их, убивали. Теперь мы двинемся туда, где немецкие гарнизоны многочисленны и сильны, и там придется начинать сначала. Не сомневаюсь, что, "поработав" с месяц-два в новых местах, мы расчистим себе пути и наведем порядочно страху на немцев, но на первых порах будет не до писем...

Валенъка, моя чудная, не могу себе представить, как ты живешь без меня. Говорят, что Москва по-прежнему многолюдна и шумна, ходят трамваи, троллейбусы, метро, работают театры, кино. Я тоже думаю, что это так, хотя очень трудно себе представить это, живя здесь, в белорусских лесах и болотах, и каждый день слыша свист немецких пуль, разрывы мин, кровь и пожары кругом...

Не думай, Валюха, что и мы здесь живем без улыбки, и у нас есть радостные минуты, особенно когда возвращаемся с удачного "дела" и без потерь. Валюша, голова у меня совсем поседела, я еще больше почернел, сильно похудел. И вот недавно, зайдя в одну деревенскую избу, я увидел себя в зеркале. Передо мной стоял в кожаной куртке, без шапки, с зачесанными назад сильно поседевшими волосами черноглазый худой человек средних лет (мне уже 39 лет) с серьезным, даже чересчур строгим, усталым лицом. Из-под кожаной куртки виднелась гимнастерка, подпоясанная ремнем, портупея через плечо, на ремне кобура с наганом, на длинном тонком ремешке, а у пояса впереди круглая граната. Этот человек был в синих галифе и хороших хромовых сапогах. Это и был я - твой, немного уже позабытый теперь, Сенька...

Если не выйдет, если не вернусь домой, если сразит меня тут немецкая пуля, ты, Юрочка, вместе с Валей держитесь дружно и крепко и в память обо мне учись еще лучше, будь храбрым и сильным волей человеком, а в благородстве и чистоте души твоей я не сомневаюсь. Но все будет хорошо, мой дорогой парень, и я чувствую, что недалек уже день нашей радостной, нашей счастливой встречи.

Целую тебя и обнимаю, мой золотой парень. Твой отец С. Голосовский.

10 сентября 1942 г."

Через несколько дней после этого письма комиссар 3-го отряда партизанской бригады "Смерть фашизму" Семен Семенович Голосовский погиб в бою за железнодорожный мост через реку Шо в Белоруссии. Посмертно он был награжден орденом Красного Знамени.

До Великой Отечественной войны Семен Семенович работал сначала заведующим отделом ЦК ВЛКСМ, потом - в Московском городском комитете ВКП(б). Долгие годы он был редактором газет "За коллективизацию" и "Индустрия". В начале Великой Отечественной войны вместе с тысячами москвичей вступил добровольцем в народное ополчение.

Когда завязались жаркие бои на дальних подступах к столице, батальон Московского коммунистического полка, в котором рядовым красноармейцем служил Голосовский, попал в окружение. Немногим ополченцам удалось вырваться из гитлеровских клещей. Но среди пробившихся из окружения Голосовского не оказалось. Однако Семен Голосовский не погиб. Как выяснилось позже, раненный, он попал в фашистский плен. Немного оправившись от ран, бежал. Скитаясь по белорусским лесам в районе Витебской области, он вышел, наконец, к партизанам.

Партизанское движение в Витебской области Белорусской ССР развернулось еще в июле 1941 года. Тогда для работы в тылу врага обкомом КП(б)Б было подобрано более 170 коммунистов. В условиях оккупации они развернули среди населения организаторскую и политическую деятельность, направленную на создание партизанских отрядов. Из коммунистов, комсомольцев, беспартийных патриотов, а также оказавшихся во вражеском плену бойцов и командиров Красной Армии стали возникать партизанские группы, которые вели посильную борьбу против немецко- фашистских оккупантов.

С весны 1942 года в Витебской области начался новый мощный подъем партизанского движения. Партизанские группы перешли к открытой вооруженной борьбе с гитлеровцами. Летом 1942 года из группы военнослужащих, попавших в окружение, и бежавших из лагерей советских военнопленных в лесах Ушачского района Витебской области был сформирован партизанский отряд. Возглавил его командир Красной Армии Александр Иванович Химии.

В отряд А. И. Химина позже влилось еще несколько групп бойцов, бежавших из фашистского плена, среди которых был С. С. Голосовский. Сначала партизанский отряд А. И. Химина действовал самостоятельно. В июне 1942 года по указанию Витеб- ского подпольного обкома КП(б)Б его включили в партизанскую бригаду "Смерть фашизму" и переименовали в 3-й отряд. С. С. Голосовский в отряде А. И. Химина воевал сначала рядовым бойцом, а затем был назначен комиссаром отряда. К этому времени Витебский подпольный обком партии и его партизанские формирования установили с Большой землей через Белорусский штаб партизанского движения постоянную связь.

С первой же оказией Голосовский переслал через линию фронта письмо жене, в котором подробно описал свои скитания. Потом отправил еще несколько весточек...

К сожалению, редакции сборника не удалось установить, как сложилась судьба родных партизанского комиссара С. С. Голосовского. Но остались его письма, полные любви к жене и сыну, пронизанные глубокой верой в то, что победа над фашистскими захватчиками неизбежна. Как воевал коммунист С. С. Голосовский, нам помогли узнать лаконичные строки архивных документов партархива Института истории партии при ЦК КП Белоруссии и Центрального архива КГБ СССР.