Я не сражался с оружием в руках с фашистской гадиной, не участвовал в обороне ни одного города-героя, не пришлось мне [...] победу над врагом.

Во время войны я был слишком мал и находился на оккупированной фашистами территории, а точнее в Смоленской области, но, несмотря на все это, у меня тоже сохранилось воспоминание о самом памятном для меня дне, точнее, ночи войны.

Я вместе с сестренкой рос в Смоленской области. Был немного старше ее. В первые дни войны мы лишились матери, а отец воевал на фронте. Нашим попечителем стала бабушка.

По приходе фашистов в наш Гжатский район из родного дома нас выгнали, и пришлось поселиться в овине. Вскоре из него нас тоже выгнали, так как под его крышу они поставили пушку. С этого времени мы не знали постоянного места жительства. Все время в пути под конвоем фашистских солдат. Кто не мог идти, того избивали. Если собиралась слишком большая группа, то часть запирали в сарай, обливали бензином и поджигали. Кто выпрыгивал из имеющихся проемов, того поджидала пуля. Задолго до подхода к сожженным деревням чувствовался запах сгоревших людей.

Редкому из нас удалось остаться в живых, чудом уцелеть. Многое пришлось повидать. До наших детских сердец не доходил еще ужас виденного. После войны в памяти еще кое-что сохранялось, но наша жизнь, забота нашего правительства и всего советского народа о детях-сиротах постепенно стерли в памяти отдельные факты, соединив их в одно целое, что-то ужасное.

Но один очень памятный случай ничто не могло и, наверное, ни сможет вытеснить из памяти.

Произошло это зимой в одном из селений, которое было подожжено немцами, на берегу реки. Утром нас пригнали сюда, и мы — женщины, старики и дети — сидели у костров и грелись. Поведение [...] было каким-то другим. Слышалась стрельба. Кто-то нашел убитую лошадь, и в потемках на костре варилась конина. Водой служил снег. Его пригоршнями клали в котелки, и он превращался в воду. Из колодцев водой не пользовались, так как она в большинстве случаев была отравлена или испорчена.

Под вечер нас, детишек, женщины отвели в домик в лесу, и он, наверное, принадлежал когда-то леснику. В нем сохранились только дверь, стены и потолок. Там, где должна была быть русская печь, зияла яма, в которой разожгли костер. Вдруг ночью кто-то постучался в дверь, женщины переглянулись, наши детские сердца забились чаще. Подумали, что стучатся немцы.

Какова же была наша радость, когда на пороге появился дяденька в белом халате. Приподняв капюшон, он показал нам красную звездочку на шапке. За ним вошел второй дяденька точно в такой же одежде. Это были наши разведчики. Мы бросились к ним. Некоторых из нас они взяли на руки и поцеловали. Радость у нас кипела через край. Все зашумели, потянулись к этим горячим мужским сердцам. Порасспросив женщин, они вытащили из карманов несколько кусочков сахара и подали нам.

К утру деревню и нас освободили советские солдаты.

Вот эта ночь стала для меня самой памятной ночью войны, она явилась ночью нашего освобождения.