10

       Прямого выхода из седьмого штрека в коренной уже не было. Молодцов подтащил Суворова к заходке, но и она заплыла грязью.
   - Выбирайся один, - прохрипел Суворов. - Двоим не выйти!
   - Выйдем!
   Владимир разгребал грязь руками. Все труднее дышать, в ушах гул, темнеет в глазах. Полыхнуло и потухло в лампе пламя, словно улетело. Навалилась глухая, давящая темнота. Газ! Такая концентрация его смертельна.
   У заходки - сточный колодец, прикрытый горбылями. Надо найти, открыть. Газ тяжелее воздуха, стечет вниз. Суворов совсем обессилел, впадает в беспамятство. Владимир тормошит его, бьет по щекам - только бы не уснул.
   Где же колодец? Вот он наконец. Владимир расшвырял горбыли. Стало легче дышать. Вдруг вспомнил: Тишин наверху. Зальет сбойку водой - не выбраться тогда парню. Отыскал на ощупь лопату, поднялся с ней по сбойке в заброшенный штрек. Снова шибануло газом. Откуда-то сбоку доносились шум, глухие голоса, скрежет лопат. Молодцов хотел крикнуть, но закружилась голова, голоса, шум стали вдруг удаляться...
   Очнулся Молодцов наверху, у клетей. Глаза резануло светом. Плач, крики. Машина с красным крестом. Носилки. Их много, целый ряд. Ведут прихрамывающего Тишина. Погиб Маркелов. Его кладут на подводу. Эх, Сема, Сема... Владимир будто услышал его неторопливый, рассудительный голос: "Который лодырь или залить за воротник любит, того, конечно, в расчет не брать".
   А у носилок плачет женщина, испуганно жмется к ней беловолосый мальчишка. "Папка! Папка!" Страшен умирающий Курапов: лилово-серое лицо, из уголков рта выползают красные змейки.