В.М. Понимаю, как Вырикова предала Первомайскую группу. Во-первых, она как инструктор областного комитета комсомола, активная комсомолка, хорошо знала девчат, с моей сестрой она училась в школе Ворошилова. Неприятная, скаредная девка была; сестра отзывалась о ней плохо. Но были подруги и другие у Выриковой: Самошина недалеко от них жила, Пегливанова… Как-то раз женщина – Горбачёва принесла матери Лине Самошиной листовку, а мать Лины посмотрела и говорит: «Линка, так это же твой почерк. Так это ж ты писала. Что ж делаешь? А Вырикова присутствовала, когда ты писала (я ж тогда ещё не знала, что это листовки). А ты ж знаешь, что это за Выриковы. Отец её у старосты служит заместителем, у них полицаи всё время собираются. Ну, разве ж можно!». Лина отвечает: «Да Зинка ж тоже пишет, не беспокойся». Т.е. Вырикова знала эту организацию, но девушки быстренько её отстранили, . не было потом связи – куда-то привлекать её, что-то с ней делать. Но когда арестовали ребят, полицейские постоянно гуляли у Выриковых, потому что её отец – заместитель старосты. Наверное, рассказывали, как пытают. А у Выриковой был список девушек-подпольщиц.

 

Значит, как это определилось. Был Новогодний вечер у Выриковых. Она пригласила туда Шуру Бондареву. Шура сказала: «Я одна не пойду. Если придёт мой брат Вася, и если Жуков придёт, то и я приду к вам на вечер». «Да пусть приходят. И Жуков пусть приходит. И твой Вася пусть приходит». Они пришли, были на вечере. А какой там вечер? Встреча Нового года простейшая, никаких выпивок, никаких закусок. Может быть, пластинки патефонные послушали. Полицаи приехали, а Шура Бондарева вышла, села в сани, лошадей погнала покататься. Полицаи чуть в штаны не наложили, потому что видят – нету их саней, куда-то угнали.

 

А это рассказывала уже Вера Деметриадис – это соседка Выриковых, которая присутствовала там. И Вера рассказала, что Шура Бондарева подошла к угловому столику, это очень модно тогда было – угловой столик. Накрывали их обычно матерчатой скатертью. Шура облокотилась рукой на столик и почувствовала, что то там под скатертью. Она подняла, а там список всех девчат. Она спрашивает: «Зинка, что же ты делаешь?» «Ну, это я для памяти написала… кто ж знает, что может быть… а я ж забуду». Казалось бы, успокоила таким образом. Шура видела этот список девушек, а Вера Деметриадис была свидетелем этой сцены.

 

А соя сестра была на вечере у учителя Тарарина, который служил у немцев. Там собрались некоторые ребята, а Нине нужно было узнать настроения, там Симонов, который выступал против немцев, но за то, чтобы казачья власть была. В общем – всякие такие разговоры. Но 1 января – очень рано, в 7 утра прибежала к нам Тоня Иванихина, поздравила нас с Новым годом, и с сестрой заперлись в комнате и долго там секретничали. Единственное, что мы слышали  - это ругали Зинку Вырикову, обзывали и гадиной и паразиткой, и «разве можно было подумать…» А что «подумать», почему она «паразитка», что за «гадина» – неизвестно. Но я предполагаю: Шура Бондарева, когда увидела этот список – она по цепочке передала, и до Иванихиных эта весть за ночь уже пришла. И Тоня Иванихина уже знала, что у Зинки список, и они это обсуждали, ругали. И им трудно было подумать, что она предательница – всё-таки инструктор ЦК, активная комсомолка – как она могла написать?

 

Значит, это один факт и Вера Деметриадис на следствии это подтвердила, что список Шура Бондарева нашла.

 

Второй факт. Отступают немцы, бегут и полицаи. Староста – кум Иванихиных. Т.е. Иванихины казаки, давно жили на хуторе Сорокино, и Тарарин – медфельдшер, он был старостой в посёлке, и был кум Иванихиных. Но никаких общений не было… Ольга Дмитриевна – мать Тони и Лилии Иванихиных идёт к Герасимовым – это как раз возле здания, где была поселковая управа. А матери тогда ходили друг к другу, обсуждая, оплакивая, вспоминая, высказывая догадки – где, что могло случиться с их детьми. И вот, недалеко от флигеля Герасимовых стоят сани, нагруженные вещами. И в них уже собирается отъезжать от своей резиденции староста. И он: «Ольга Дмитриевна, остановись!» А она его не признавала. «Остановись, кума!». Остановилась. «Ольга Дмитриевна, я ничего плохого им не сделал, я ни в чём не виноват. Старостой я был, но я защищал людей. Меня ни в чём не вини. Я никакого отношения к судьбе ваших детей не имею. Но я тебе скажу: ко мне прибежала Зинка Вырикова со списком и сказала, чтоб я отнёс в полицию. Я ответил: «Зина, что ж ты делаешь? Это ж твои подруги. Разве можно так поступать?» Она психанула и убежала в полицию». Значит, это второй свидетель. Никак не связанный с Верой Деметриадис. Значит он сказал, что он никакого участия в судьбе девушек не принял – наоборот, даже защитил. Но сказал, что Вырикова убежала в полицию с этим списком.

 

В полиции сидела Нина Ивановна Ганночкина – это последняя её фамилия, а девичья – Ковальская. Она была арестована по подозрению в убийстве любовника своего и семьи любовника… Действительно – была семья любовника этой Нины Ивановны, его жена и малолетний сын – были убиты в доме и неизвестно кем. Но любовницей была Нина Ковальская…. Взяли в полицию, учитывая, что возможно она виновна. Никакого следствия по этому делу не велось. Она сидела в камере с девчатами первомайцами. Она и первомайцев знала, и первомайцы её знали хорошо, у неё кличка была «Жигалка». И если этим девушка по 18 лет… ну Шура Дубровина – 23, а ей – где-то 25, или 27 лет. У неё мужа не было. Потом она написала большое письмо мне, что она видела – как пытали Ульяну Громову и мою сестру… Но она и следствию и родителям рассказала, что девушки ей сказали: «Нина, мы своих родных уже не увидим». Т.е. они уже чувствовали: или в Германию их увезут или ещё что-то с ними – сделают. Неизвестно. Но они говорят: «Знай, что предала нас Зинка Вырикова. Шура Бондарева, которая видела список у Выриковых говорит: «Нина, мне этот список Соликовский показал: «что ты отказываешься – ты в списке». Я сразу увидела подчерк Зинки. Нас предала Зинка Вырикова. Тебе ничего не сделают. Выйдешь из полиции, расскажешь моей матери. Никому больше не рассказывай, чтобы не разошлось, и не началось преследование. Мать не распространит, она в секрете это будет держать». Потому что они думали, что она расскажет во время оккупации. Нина Ивановна вышла из полиции уже когда приближались наши – она не рассказывала Бондаревым. А когда уже наши вступили, она рассказала.

 

И вот три свидетеля против Зинки Выриковой: список составленной ей Шура Бондарева видела у Соликовского. И Нина Ковальская никак не связана ни со старостой, ни с Верой Дементриадис. Вырикову, конечно, арестовали сразу после освобождения Краснодона. Следствие велось где-то год, но её оправдали. Ходили разные слухи, но родители – матери, здесь её не дождались, они говорили: «Если Зинку выпустят, мы её растерзаем». И она в Краснодоне не появлялась.

 

И вот когда в 90-е годы она стала «героиней», её на телевидение приглашали, в газетах печатали – она забрехалась. Она сама говорит, что я в Горловке жила, изменила фамилию, боялась, что за ней придут. Закончила кулинарный техникум, работала поваром.

 

А Лядская признала свою вину на следствии… Ей задал вопрос Киселев – журналист «Литературной газеты»: «Ну вот вы признали свою вину, что вы предали Мащенко, обещали найти Тюленина…» Она – «Да, меня Захаров (зам. начальника полиции) изнасиловал, поместил он меня в своём кабинете, каждую ночь использовал меня, и я была потрясена и т.д.» В общем – вот такой бред несла. Она тоже, конечно, забрехалась. Ей на телевидение Российское вызывали, хотя у журнала «Огонёк» (где про неё печатали – фотографии и рассказ, что она не виновата) был большой тираж… Но её осудили, она отсидела. Но её реабилитировали при Горбачеве – когда всех «жертв Сталинских репрессий» под одну гребёнку: виноват – не виноват… А на самом деле она виновата.

 

А группу посёлка Краснодон предала сестра подпольщика Юрия Полянского – Сима. Каким образом, я не знаю, потому что я не изучал этот вопрос, никого не спрашивал. Хотя мать Кийковой стала подругой моей матери после оккупации, и у нас жила и приходила. Но как то не заходил этот разговор, потому что меня это не интересовало.