Глава 16
ХОРОШИЕ ЛЮДИ

   Многие километры исколесил Костюченко по Савранским лесам.
   - Где-то в этих местах жена с детишками,- отвечал он на вопросы. - Пошукайте по селам, может найдете. Сейчас многие ищут, - советовали ему.
   И никому не приходило в голову, что семья, которую ищет этот слегка угрюмый на вид путник, слишком велика и разрознена и что ему предстоит собрать ее воедино и направить на борьбу с врагами.
   Костюченко часто слышал, что где-то появились листовки, призывающие не покоряться захватчикам, в другом месте кто-то вывел из строя молотилку или сеялку, там-то отравлен скот, предназначенный для отправки в Румынию.
   "Значит, борьба разгорается, - думал Костюченко,- люди вредят оккупантам, делая вид, что работают на них".
   Костюченко попытался устроиться на службу к оккупантам, но не вышло. Румынские власти не всем доверяли, они требовали от поступающих к ним на работу справки с места жительства и о том, что не являешься коммунистом. А кто выдаст подобную справку пришлому нивесть откуда человеку, без всяких связей и поручительства "благонадежных лиц".
   Единственно, что оставалось ему, это обосноваться где-нибудь в селе, работать и делать то дело, ради которого послан сюда. Это было гораздо проще. Во-первых, в селах, из-за отсутствия мужчин, нужны были рабочие руки, во-вторых, не было той строгости, как в румынских учреждениях. Оккупанты смотрели-на пришлых, как правило, "бежавших с фронта", сквозь пальцы. Более того, они ставили себе в заслугу, что армейские люди дезертировали с советских фронтов, не желая воевать против них.
   Вот так же и "бежавший с фронта" Костюченко обосновался в селе Байбузовке.
   Оставаясь незаметным рядовым крестьянином, он присматривался к людям, вел с ними осторожные разговоры и подбирал верных для подпольной борьбы.
   Хорошие люди - так назывались в народе все те, кто ненавидел врагов и искал пути К сопротивлению.
   Перед парторгом ЦК Костюченко стояла сложная задача-узнать, в каких селах Савранского и соседних районов существовали подпольные группы, установить с ними связь и затем объединить в одну подпольную организацию.
   Но в условиях режима, введенного оккупантами, это было трудно делать. Людям запрещалось без особого разрешения отлучаться от дома. Этим правом пользовались только немногие, те, кто состоял на какой-нибудь ответственной работе и пользовался доверием румынских властей.
   Костюченко обдумывал, кто из крестьян мог бы помочь ему связаться с таким человеком, который пользовался свободой передвижения по селам и районам.
   Старый колхозник Платон Нечитайло работал сторожем на баштане. Костюченко знал, что у старика убит на фронте единственный сын, а хату заняли оккупанты под сельуправу, выбросив его со старухой и невесткой с; двумя малыми ребятишками в комору.
   Костюченко не сомневался, что Платон Нечитайло принадлежит к большой семье "хороших людей". Помимо этого, старик Нечитайло был коренной житель Байбузовки, знал эти места и людей. Костюченко решил поговорить со стариком и отправился к нему на бахчу.
   - Добрый день, Платон Петрович! - поздоровался он, пожав руку старику.
   - День добрый.
   - Решил к вам в гости заглянуть.
   - Милости просим.
   - Угощайте.
   - Вот все мое угощение. Выбирайте, что вам нравится.
   - Нет, вы лучше меня понимаете. У вас все, наверное, по сортам?
   - Это было когда-то. Теперь все как попало, потому не для себя люди работают.
   Старик прошелся по бахче и выбрал арбуз.
   - Этот, кажется, подходящий.
   Арбуз действительно оказался сочным и сладким.
   - Хорош, - похвалил Костюченко.
   Разговор постепенно зашел о том, что больше всего волновало души,-о порядках, введенных оккупантами, о хороших людях.
   - Таких людей много есть всюду. Но я вам скажу, хорошего человека, его не сразу узнаешь. К нему надо приглядеться как следует. Он, хороший человек, осторожный всегда, - резонно говооил дед Платон, всякий раз; подчеркивая слово "хороший". Видно, он так как нужно понимал значение этого слова.
   Костюченко молча слушал, лишь изредка согласно кивая головой.
   - Кругом шныряют, прислушиваются, так и норовят хорошего человека уничтожить, - старик наклонился к собеседнику и доверительно продолжал:
   - Но я вам скажу, товаришок, как ни старайся, что ни делай эти гадюки, хороших людей все равно больше, и они не дадут - им тут долго хозяйничать.
   Костюченко легонько положил руку на колено старика.
   - Верно, хорошо вы сказали, Платон Петрович.
   - А как же. Сила, она вся в народе, и он свое возьмет. Только нужно, чтобы все и чтобы вместе.
   - А как же это сделать, чтобы всем собраться?
   - А соберутся" товаришок, - убежденно промолвил дед Платон, - в ком совесть есть и кто захочет - найдут друг друга.
   - Понимаю и верю, что найдут. Но ведь трудно, и времени на это много потребуется. А ведь нужно скорее. Там гибнут люди, тут мучаются. Вот я, к примеру, хотел бы найти хороших людей. Я вижу - вы добрый человек, местный житель, места и народ здешний хорошо знаете. Укажите такого хорошего человека, который был бы и у румын в доверии.
   Старик кашлянул, нахмурил брови и как бы ушел в себя.
   - Вот видите, вроде мы и понимаем друг друга, а сказать боитесь. Что, мол, за человек такой?
   Старик выпрямился и строго глянул на собеседника. Видно, эти слева задели его за живое.
   - Вас мне бояться нечего.
   - Почему?
   - Вроде знаю я вас трошки.
   - Откуда?
   - Сдается мне, до войны я вас на областном совещании встречал.- Старик лукаво улыбнулся.- Из партийных вы товарищей...- Платон Петрович помолчал, затем тихо, приникновенно добавил:-Я хороших людей много видел. За них и хату отняли, и самого чуть не повесили.
   Костюченко и до этого слыхал, что Платон Нечитайло прятал у себя патриотов, за что чуть не поплатился жизнью.
   - Вижу, что вы честный и верный человек, поэтому говорю с вами прямо и открыто, как коммунист,- сказал Костюченко.
   Старик беспокойно поднялся, обошел вокруг шалаша, проверил, не слышит ли кто.
   - У меня был сын коммунист. Все, что нужно, я сделаю.
   - Помогите мне связаться с нужным человеком.
   - У меня есть один хороший человек. В прошлом году он попал ко мне раненый, и я его прятал у себя две недели.
   - Где он теперь?
   - Работает в Саврани лесничим.
   - И фамилию его знаете?
   - Знаю. Шелковников Алексей Алексеевич.
   При уходе Костюченко не удержался, чтобы не обнять старика крепко, по-сыновнему.
   В первый же воскресный день Костюченко ехал из Байбузовки на савраиский базар. Повозка, доверху нагруженная арбузами, тряслась по ненакатаниой после дождя шероховатой дороге.
   В повозке, примостившись к переднему уголку, сидел худощавый, с небольшой реденькой бородкой, дед Платон Нечитайло. Он поминутно трогал вожжи, причмокивал губами, погоняя лошадь. Костюченко шагал рядом, держась за край повозки.
   По уговору с Костюченко дед Платон накануне притворился, что разболелись зубы, и отпросился в больницу.
   Повозка выехала на бугор и их взорам открылась Саврань, раскинувшаяся по просторной, плоской долине.
   Лошади побежали под гору ленивой рысцой. У самой окраины села их нагнала пролетка, запряженная парой крупных гнедых лошадей.
   В пролетке ехало двое. Средних лет худощавый светловолосый мужчина в белой фуражке и священник с тяжелым серебряным крестом на груди.
   Дед Платон снял картуз и почтительно поздоровался. Костюченко, не питавший симпатии к попам и румынским наймитам, только слегка кивнул головой. Но не заметил, что человек с пролетки также с уважением поклонился старику.
   - Откуда, сыны мои? - с напевностью, присущей служителям церкви, спросил священник.
   - Из Байбузовки, - ответил дед Платон.
   - Зело хорошие арбузики.
   - Если нужно, можно завезти к вам. Оптом дешевле.
   - А что, батюшка, давайте возьмем у них десятка два-три.
   - Охотно, арбузы хороши, - согласился поп.
   - А куда прикажете?
   - Ко мне домой. Там за мостом. Спросите, где лесничий живет, вам скажут. Только часикам к двенадцати, не раньше.
   Человек в белой фуражке тронул лошадей, и пролетка, обогнав повозку с арбузами, быстро покатила по улице.
   - Кто это? - спросил Костюченко.
   - Шелковников.
   - Шелковников? Что же вы мне не сказали?
   - А поп той?
   - Да, да, верно.
   . Костюченко привстал на колени и долго смотрел вслед, пока пролетка не скрылась за поворотом.
   - Вот он какой, Шелковников, поди, узнай.
   - Я же говорил вам, что хорошего человека не сразу узнаешь, - лукаво подмигнул старик и весело чмокнул губами на лошадей.
   Когда место на базаре было занято, три десятка самых хороших арбузов дед Платон отложил в сторону и прикрыл соломой.
   - Вы гут, Платон Петрович, один управляйтесь с арбузами, а я пройдусь по базару, посмотрю,- сказал Костюченко.
   Старик согласился.
   Костюченко пошел по рядам, загроможденным бутылками с молоком и глиняными горшками с ряженкой. На земле, на разостланных тряпицах, лежали кучки лука и чеснока, картошки, моркови и прочих незатейливых сельских товаров.
   Народу как будто бы толпилось много и видимость базара была налицо. Однако не чувствовалось того размаха, той веселой пестроты прежнего колхозного базара, когда поражало обилие продуктов, все играло красками яркими и многообразными, создавая праздничное настроение. Сейчас и оранжевая морковь, и лиловая свекла, кремовая ряженка и нежно-зеленая капуста, разноцветные фрукты, и даже сами люди - все, казалось, было окрашено в одну унылую серую краску. И базарный говор, всегда разноголосый и живой, звучал сейчас тускло и безжизненно.
   Но вдруг, в самом центре базара, Костюченко заметил оживленную толпу и подошел.
   Из середины толпы кто-то негромко выкрикивал:
   - Две марчи! Две марчи!* (Марки (румынское произношение).
   Заинтересовавшись, Костюченко продвинулся вперед. В центре толпы стоял румынский солдат.
   - Две марчи! - кричал он, принимая деньги и взамен совал в руку покупателю розовый квадратик бумажки, который вынимал всякий раз из-за пазухи мундира. И все это делал он быстро и с опаской.
   Люди наперебой покупали розовые листки и тут же поспешно уходили. Но народ скоплялся, и желающих купить этот диковинный предмет становилось все больше.
   Солдат, видя такой наплыв покупателей, приостановил торговлю, вытер пот с лица и крикнул:
   - Пять марчи!
   Оттого, что солдат набавил цену на свой товар, торговля оживилась еще больше. Люди прямо выхватывали из рук продавца волшебные листки, он еле успевал вынимать их из-за пазухи, с азартом повторяя:
   - Пять марчи! Пять марчи!
   И вдруг случилось что-то необычайное. Будто внезапно налетел вихрь и начал разбрасывать людей в разные стороны.
   В поредевшую толпу ворвался румынский офицер и остановился против солдата. Маленький, тонконогий, он походил на петуха перед боем.
   Словно ветром сдуло остаток толпы, и люди с интересом и боязнью за солдата наблюдали со всех сторон.
   Офицер бросил несколько коротких фраз. Солдат стоял молча. Он слегка улыбался глупой, растерянной улыбкой.
   "Ну, что же такого? Все здесь торгуют, зарабатывают деньги, и я тоже хочу. Чем я хуже других?" - казалось, говорил весь его вид.
   Офицер шагнул к нему и молча ударил по лицу. Солдат не пошевелился и только чуть отвел голову в сторону. Офицер ударил другой рукой, и началась расправа. Он обеими руками, как заведенная машина, хлестал свою жертву по щекам. Но солдат стоял недвижно, как манекен, и только при каждой пощечине чуть поворачивал голову.
   Это продолжалось довольно долго. Наконец уставший офицер дал солдату пинка и отпустил восвояси, даже не отобрав листовок, которыми торговал солдат.
   Наблюдавшие за этой сценой люди сочувственно провожали солдата взглядами. А он ухмылялся, лукаво подмигивал и показывал зажатую в кулаке выручку, дескать,- "ну и что же, ну попало, это дело привычное, а денежки - вот они".
   Настроение Костюченко поднялось. Возвращаясь к своей повозке, он думал о том, сколь велика у народа жажда узнать правду. Ведь многие из этих людей, может быть, отдавали последние деньги за несколько слов правды. А может, просто хотелось прикоснуться к розовому листочку, напечатанному в родной Москве.
   В двенадцать часов дня, как было условлено, повозка с арбузами остановилась около маленького белого домика в два окошка с голубыми наличниками. Это была квартира Шелковникова.
   Костюченко не удивился тому, что Платон Нечитайло ни у кого не спрашивал адреса лесничего. Он понимал, что старик не раз бывал здесь.
   Из окна увидели повозку, и через некоторое время на пороге открытой двери показался сам хозяин.
   Он был по-домашнему в белой рубашке с расстегнутым воротом. Невысокого роста, худощавый, с хохолком светлых волос на лбу, он чем-то отдаленно напоминал Суворова.
   - Арбузики вам доставили, - почтительно доложил Нечитайло.
   - Очень хорошо, спасибо, - ответил лесничий, мельком взглянув на незнакомого человека у повозки.
   - Куда прикажете сложить?
   - В колюру, там прохладнее. Заезжайте.
   Они заехали за дом. Дед Платон ушел с хозяином и через несколько минут вернулся.
   - Идите туда,- шепнул он.
   Костюченко вошел в комору. Лесничий двинулся ему навстречу и, с непроницаемым спокойствием, присушим подпольщику, назвал себя. Он верил старику, но что-то еще сдерживало его перед человеком, которого увидел впервые. Он ждал, что скажет Костюченко.
   Понял и Костюченко эту осторожность Шелковникова, который был на виду у врагов и пользовался их доверием.
   "Эх, как нужен здесь пароль", - с досадой подумал Костюченко. И вдруг его осенила счастливая мысль назвать свой пароль, а может быть... И он спросил:
   - Вы не скажете, где найти зубного врача?
   Серые глаза Шелковникова потеплели, еле заметная улыбка скользнула по уголкам его тонких, резко очерченных губ.
   - Знаю одного врача, но он уехал к теще.
   - Жаль.
   - Он скоро вернется.
   Сердце Костюченко радостно забилось.
   - Значит, мои пароли...
   - Да, как видите, дошли.
   - Товарищ Блажевский выполнил задание, -сказал Костюченко, в одно мгновенье вспомнив все: шелковый купол над головой, зловещий прожектор, лучик карманного фонарика и серебряное тело "Мессершмитта".
   - А я, признаться, тревожился, что пароли не дойдут сюда и будет очень трудно.
   - С паролями все в порядке, Василий Сергеевич. Теперь пойдет легче. Располагайте мною вполне. А теперь пойдемте ко мне, там обо всем поговорим.
   - Я думаю отправить Платона Петровича домой, - сказал Костюченко.
   - Да, да, это удобнее, - согласился Шелковников.- Кстати, у меня в доме люди и...
   Когда арбузы были снесены в комору, оба горячо поблагодарили старика.
   - Приезжайте в гости, Платон Петрович, всегда буду рад, - сказал на прощание Шелковников.
   Повозка выехала со двора и покатила по улице.
   - Золотые наши старики. - заметил Костюченко, вспомнив о другом старике с берегов Буга.
   Они вошли в квартиру. За столом сидело двое мужчин. Один высокий, молодой, в рыжем вельветовом френче, другой средних лет, плотный, с небольшой русой бородой.
   - Новый гость. Знакомьтесь. Костюченко Василий Сергеевич - парторг ЦК,- вполголоса представил Шелковников.- Это Гуртовой Иван Авксентьевич, руководитель подпольных групп Кривоозерской, Сыровской, Мазуровской и Врадиевской. Кстати, работает заместителем претора по сельскому хозяйству в Кривом Озере.
   - Вот куда забрались! Что же, не плохо устроились,- засмеялся Костюченко.
   - А это Овчаренко Демьян Степанович, мой помощник по лесничеству, на самом же деле - Моргуненко Владимир Степанович, руководитель подпольной комсомольской организации в селе Крымка.
   - В Крымке? Позвольте... директор школы?
   - Да.
   -- Владимир Степанович, как же, помню, хотя и не узнал вас в этом гриме лешего.
   - А я вас сразу узнал, хотя и вы с бородой.
   - Старые знакомые, выходит, - удивленно заметил Шелковников.
   - Вот неожиданная встреча, и приятная, - Костюченко обнял учителя, - да вас не обхватить, так растолстели.
   - Чистый лесной воздух благоприятно действует на Владимира Степановича, - пошутил Шелковников. - Да что же мы стоим, садитесь за стол и побеседуем. Тут у нас и вино поставлено, для отвода глаз, конечно, в случае, кто непрошенный нагрянет.
   Хозяин налил в стаканы вина.
   - За нашу встречу хоть чокнемся.
   Все подняли стаканы, чокнулись и, едва прикоснувшись губами, поставили на стол, помня присягу не пить спиртного.
   И потянулся тихий, сдержанный разговор. Но это была не просто беседа собравшихся за столом добрых приятелей. Это было выражение чувств и мыслей коммунистов, людей, для которых долг перед Родиной и Партией был превыше всего, и ради этого долга каждый из них готов был в любую минуту, не задумываясь, пойти на какие угодно жертвы.
   Собравшиеся говорили о том, что разрозненность подпольных групп не позволяет по-настоящему развернуть борьбу против оккупантов и что нужно еще более укрепить веру советских людей в победу, дав понять, что борьба с врагами дело не отдельных людей или групп, а всего народа.
   - Я предлагаю в ближайшее время созвать руководителей всех подпольных групп и решить вопрос с объединением, - предложил Костюченко, - как вы считаете, товарищи?
   Предложение парторга было принято.
   - Вся эта огромная работа по организации совещания поручается вам, Алексей Алексеевич, -сказал в заключение Костюченко.
   Шелковников поднялся.
   - Будет выполнено, Василий Сергеевич.
   Гости прощались с хозяином, когда солнце уже клонилось к закату. На столе осталось невыпитое вино.
   - Может, подвезти вас, Василий Сергеевич? - предложил Шелковников.
   - Не стоит. Я засиделся и хочется пройтись, поразмяться.
   Подпольщики расходились, преисполненные новых чувств. Каждый понимал, что с сегодняшнего дня начинается новый этап борьбы, более сложный, но более верный.
   Через несколько дней совещание руководителей подпольных групп прибугских районов было проведено. Все разрозненные группы объединились в одну большую организацию, названную "Прибугской", и избрали подпольный партийный комитет.
   Все усилия этих подпольных групп были направлены теперь на подготовку боеспособных людей, на создание продовольственных баз, складов оружия, боеприпасов и одежды, на заготовку паспортов, а также и явочных квартир.
   Алексей Шелковников, пользуясь у румынских властей неограниченной свободой, под разными предлогами разъезжал по районам и селам, выполняя поручения комитета, членом которого он являлся.
   Так Саврань становилась центром партийного подполья северных районов Одесщины.
   Подпольная организация "Прибугская" готовилась к созданию в савранских лесах партизанского отряда.